Здравствуй! Я не мог написать тебе раньше потому что нам давали только цветные мелки, а они пачкают бумагу, но сегодня, пользуясь случаем, я стащил ручку в кабинете старшей сестры (где я взял бумагу – лучше не спрашивай). Со мною в палате лежит множество милых людей (так мне говорят, а мне кажется – я один) и вот, когда своими широкими затылками они заслоняют меня от телевизора, моя паранойя понемногу успокаивается, и я могу написать тебе о том, что им все-таки не удалось меня запереть. Когда шаги удальцов санитаров дробятся эхом в конце коридора, я покрепче привязываю шнурками тапочки, протискиваюсь сквозь оконную решетку и роняю себя в темноту. Как-то я сидел на кровати, безуспешно пытаясь уйти в себя, подумай только: люди, которых нет, хотят занять пространство мыслями, которые, в сущности, и не мысли вовсе. (Врачи говорят, что они есть, есть или нет – вопрос второстепенный, главное, спорить не хочется). Так сидел я и вдруг из окна ветер бросил на меня сухие листья. На такой подарок мне нечем было ответить, и я грустно заплакал, но быстро успокоился. Санитары не любят когда плачут. Утром я плакал, они зашли и вывели меня в маленькую комнатку на целые сутки, там было так тесно, что я испугался и не дышал. Потом старшая сестра выпытывала меня причину моей грусти. Дура! Они думают надо плакать, когда чего-то не хватает.
На днях я спросил у них, как пишется слово «шайзе». Меня опять никто не услышал. Значит, в палате я одни. Прости, что не называю тебя по имени, но если письмо все-таки поймают – ты будешь спасен. Вчера приходила мифическая личность – новый доктор, разговаривал с моими соседями. Может, его тоже нет? Это чушь, доктора есть, их вмешательство вполне действительно. А когда ночью, гуляя по улице, я встретил полицейского, ужасная мысль закралась мне в голову. Врачи есть, а полицейских – нет. Потому что нет в них необходимости. Не желая приводить эту мысль к выводу, я ускорил шаг и побежал. Сколько тепла, счастья и ощущения свободы может принести бег. Человечество попытается контролировать и это, уверен. Бежать стало труднее – под ногами то и дело мелькают довольно крупные кучи. А! Это свалка. Очаровательно поблескивает все то, в чем мы уже не нуждаемся и якобы нуждались. Выбираю себе кучу повыше и удобно устраиваюсь на какой-то железке. Wish you were here. Я так хотел показать тебе все то, что я видел. В моей жизни нет ничего невозможного. Помнишь, я неоднократно звонил тебе, а они говорят – в моей палате нет телефона. О, шнурок развязался – я пробил дырки в тапочках, сначала просто так, а потом зашнуровывать. Когда зашнуровываешь – становишься более собран и готов почти ко всему. Мне пора, когда вернусь, обязательно напишу, где был – вдруг и ты там был тоже.
Ну вот, я вернулся. Сегодня далеко уйти не удалось – разболелись старые травмы. Так что я просто просидел всю ночь в кустах. Спиной чувствовал тонкие ветки – этот маленький дискомфорт привел меня в восторг. Земная привычка все делать удобным пугает меня как ничто другое. Как начало светлеть, уковылял обратно и с трудом влез на третий этаж. Рассеянность. Не в то крыло здания. Пришлось ползком пробираться мимо дежурных сестер, гоняющих чаи с печеньем без телевизора. А зря. Знал бы, сколько раз я проходил мимо их клонов, воткнувшихся в ящик, небрежно бросая «вечерний обход, девочки». Дежурные фразы для дежурных сестер. А вот и моя палата. Холодное одеяло. Вначале пробовал укутываться матрасом – назначили лечение. Идиоты, лучше бы стекла поставили, а не эти решетки.
Прости, что так долго не писал. Причина чисто физиологическая: сеансы одновременной терапии удивительно изматывающая процедура. Ты удивишься и спросишь, почему я каждый раз возвращаюсь. Рано или поздно какой-нибудь доброжелатель почует еле уловимый запах безумия и сдаст меня. Пусть я не чувствую себя одним из них, все же не могу считать их безмозглым стадом. Восхищение перед отдельными индивидуумами, пытающимися выжить не за счет других, толкает меня на бесконечный поиск. Если меня поймают – поселят среди себе подобных и невыразимой мукой станет для меня радость общения. После стольких лет активного сопротивления это просто временный переход в подполье под самым носом этих внимательных братьев. Маскировка была и будет моим лучшим оружием, хотя им достаточно посмотреть на скорость передвижения. Не расстраивайся друг мой, ты же знаешь, что я тяжело болен. Я выйду отсюда не через центральный вход и не в маленькой урночке. Я достаточно смел или безрассуден, чтобы надеяться. Недавно мне пришлось провести еще одни сутки в чулане размером метр на метр, и я обратил свое внимание вглубь. Твои письма, даже не знаю, как ты умудряешься их доставлять, я нахожу под подушкой или вечером наступаю на них возле кровати.
Время сливать херши. Я смотрю на свои руки и не узнаю их. Ничего не помню, а я так гордился своей совершенной памятью.
Жутковатое письмо...
ReplyDeleteРеальность мира и мыслей - очень философский вопрос. Но я склонна доверять в этом Декарту. ;)